Прежде всего, должен сказать, что "Единорог" не просто очередной сборник переводных сказок, стихов и историй. Это хитросплетённый венок из литературных переводов и пересказов и изобразительной рисованной и предметной анимации.
Поэта, переводчика и литературоведа Григория Михайловича Кружкова можно по праву именовать поэтом-лауреатом - и Государственной, и Пушкинской и прочих почётных премий. Блестящий, глубокий знаток англоязычной литературы, настоящий "елизаветинец и викторианец" наших дней, подаривший русскому читателю переводы Шекспира, Сидни, Донна, Йейтса, Теннисона... Я могу долго и с восхищением говорить об этом человеке, с которым работаю и дружу почти четверть века!
Кружков способен переплести дивным, искусным орнаментом нити британской и русской литературы. Поэзия русского языка делает явной многовековую узорчатость британо-кельтской словесности, выявляет в ней русские узелки и завитушки, делая их значительней.
Дело ещё и в том, что, работая над "Единорогом", мы не преследовали цель сделать детскую книгу. Мы делали её вроде как бы для себя. А поскольку придумывали и фантазировали как дети, работали с детскими материалами - игрушками, весёлым рисованием, то и книга наполнилась "детскостью".
Но в то же время нельзя было забывать, что это своеобразная антология детской английской литературы, нельзя было терять нить английского аристократизма.
Он ведь даже в абсурдном хохмачестве Лира и Кэролла присутствует.
Это должен был быть такой аристократо-шутовской карнавал...
И вот однажды у моего друга, художника и коллекционера игрушек, Аскольда Акишина я увидел сидящего на шкафу презабавного человечка. Это был деревянный, от руки раскрашенный Шалтай-Болтай - в котелке, во фраке, в штиблетах. Такой весёлый придурочный аристократ.
Он и стал первой игрушкой, пробегающей свою жизнь по страницам книги.
Вместе с котами, спотыкаясь об них и пытаясь их обогнать!
Ну и чтобы Шалтаю не было одиноко среди букв и картинок, я подселил к нему других вековечных спутников детей - солдатиков, кукол, кораблики-машинки...
Их объёмы, материальность очень оживили плоскость страниц, вошли во взаимодействие с вживлёнными в эту плоскость рисунками и старинной графикой. Это для разнообразия и документальности я "вплёл" в свои рисунки фрагменты гравюр и орнаментов из старых английских книг. Сразу запахло "старой, доброй" Англией!
И потекла по всему книжному руслу река стихов и сказок, в которой жили, плавали (и тонули!) рисунки, игрушки, разные предметы и прочий, как говорил Гоголь, "дрязг".
Текла от древнеирландской поэзии до произведений английской литературы нового времени. Мостами, связующими разные эпохи и темы, служили иллюстрированные развороты - они позволяли постоять на них и подумать.
Мы стремились показать богатый мир детства с его играми, снами, страхами и радостями, победами над самим собой.
Лучшие английские и ирландские поэты и писатели почтили этот мир детей, восхитились и вдохновились им.
Взять, например, Редьярда Киплинга. В "Единорог" вошёл отрывок и несколько стихотворений из его, отмеченной Нобелевской премией, дилогии об эльфе Паке и английской истории. Мне выпало счастье двадцать лет назад иллюстрировать это творение Киплинга. И очень волнительно было встретиться снова с его великим стихотворением "Если" - самым знаменитым стихотворным произведением английской литературы.
Его переводили великие Лозинский и Маршак. И вот новый перевод Кружкова "Сыну" - по-своему чудесный. Ведь это напутствие сыну Киплинга Джону - молодому офицеру,
павшему 100 лет назад в Первой мировой бойне.
А вот и ставший хитом перевод "За цыганской звездой" ("Мохнатый шмель...").
Иллюстрируя его трудно сдержать ироничную улыбку - уж очень хочется нарисовать певца, исполнявшего его в виде "цыганской" песни.
Напоследок хотелось бы сказать, что ирония и чепуха - это двигатели нашей работы над "Единорогом". И когда намешаны возвышенное и комичное, нет большого греха выглядеть смешным. Ведь смех и слёзы - вечные спутники детства.